Мы часто рассказываем детям о героях Великой Отечественной войны. Рассказываем об обычных солдатах и офицерах, о тружениках тыла и самоотверженности военных врачей и медсестер, об узниках концлагерей репрессированных. Сегодня давайте задумаемся над словами Михаила Гефтера «Не бывает геноцида против кого-то, геноцид всегда против всех»… Против человечества в целом, против Будущего».
Владислав Шпильман - великий польский музыкант, пианист еврейского происхождения. Тонкая и ранимая душа, как у всех творческих личностей, трепетное отношение к музыке, необыкновенный талант и при этом тяжелая судьба – именно так отзывались о Владиславе Шпильмане все, кто когда-либо его знал. Утонченная публика, элитные салоны, восхищенные поклонницы и восторженные отзывы – все это рухнуло в одночасье, когда к власти пришел Гитлер, и Польша была оккупирована немцами. И свет сменился тьмой – боль, страдания, унижения, побои, страх, одиночество. Драма человека, драма творца, драма народа, драма нации. Сколько испытаний было уготовано еврейскому народу, который истребляли даже не тысячами! Трудно сказать, повезло ли польскому пианисту Владиславу Шпильману, но он выжил и прожил долгую жизнь, которая по праву может считаться уроком мужества, стойкости и преданности профессии.
Все эти душевные переживания очень точно переданы в фильме «Пианист», но мало кто знает, что задолго до выхода на экраны гениальной картины, поэт Евгений Евтушенко написал свою знаменитую
«Баллада о пианисте»
Когда его били фашисты в концлагере и ухмылялись: «Попался...»
— он прятал одно — свои руки костлявые,
только бы не по пальцам.
Потом его вызвал к себе вертухай — фашистик розовый, чистый:
«Дадим инструмент... для начальства сыграй»
— а он процедил: «Разучился...».
И он выступал с лопатой в руках в изысканном обществе мусора,
но в пальцах его — в десяти тайниках,
пряталась музыка, музыка.
И ночью, когда прорезался сквозь мглу лунный крамольный краешек,
углём, он грубо чертил на полу
клавиши, клавиши, клавиши.
В ком-то урчала гнилая фасоль, кто-то вышёптывал имя зазнобы,
а от неструганых «фа» и «соль»
в пальцы вонзались занозы.
И он играл до рассвета, как мог, — срывался, мучился, пробовал,
хотя получить он только и мог —
букет из колючей проволоки.
Было не страшно ему, что убьют, — в гибели нету позора,
было страшнее, что слаб этюд,
особенно в части мажора,
И он, возвратившись, не пил, не рыдал,
Весь, как сплошное, оттуда,
он от холстины, продрогший рояль,
словно ребенка, окутал.
И старец, со скрепками в бороде — владыка консерватории, прослушав,
спросил, озадаченно:
«Где...вы так хорошо подготовились?»
...Играй, пианист! Отплывает барак — ковчег твоей музыки Ноев,
но, криком крича, проступает сквозь фрак
невидимый лагерный номер...
Год написания: 1968.
Доподлинно неизвестно, кто стал прообразом, вдохновившим поэта на такое сильное, емкое и глубокое произведение. Возможно, именно Шпильман, а может – и другой пианист, чья судьба похожа на судьбу польского пианиста – концлагерь, пытки, отчаяние, чудесное спасение. Как бы то ни было, то синтез творений великих художников может стать тем уроком мужества, который так необходим подрастающему поколению.
Проникнитесь бессмертными шедеврами великих творцов и, возможно, оно затронет самые сокровенные струны вашей души.
Материал подготовила концертмейстер художественного отдела Власенко М.В.